В самом начале задуманное казалось достаточно простым в исполнении, и изящество идеи было поводом внутренне раздуваться от самодовольства. Я хотел всего лишь максимально приватно потренироваться с человеком достаточно умелым, чтобы дело того стоило, достаточно надежным, чтобы об этом больше никто не знал, и достаточно заинтересованным в моем последующем благополучии, чтобы процесс обучения не привел к травмам, которые бы сами по себе выдали мой небольшой секрет.
О наемном учителе и речи быть не могло. Детские шалости вроде танцев или щекотки в тех событиях, которые неумолимо приближались, вряд ли кому-то потребуются. А изучать темномагические боевые заклинания самостоятельно… Конечно, тут можно бы было горделиво и пафосно заявить, что для этого я был недостаточно безумен. Но, увы, был. И результат мне сильно не понравился. Просто потому, что оказался предсказуемо убог и исключительно разочаровывал.
Беллатрикс казалась идеальным выбором по многим причинам. И главной была та, что договоренность оказывалась вдвойне мне выгодна. С одной стороны, я получал лучшее обучение из возможного, с другой, взамен — возможность не просто сделать артефакт, а получить удовольствие от того, что его оценят по достоинству.
Но затем, в процессе организации, обнаруживались все больше и больше мелочей, которые и не приходили мне в голову, когда подтверждал встречу. Это невыразимо злило.
Место назначения оказалось дальше, чем я предполагал. Гораздо дальше. И, предупреждая отца о целях своей отлучки, я надеялся разузнать нет ли какого-то более простого способа туда добраться. Портключа, к примеру. Или способа раздобыть такой портключ. Лучше всего многоразовый. Но одно тянуло за собой другое. Отец, к чему я уже привык, благодушно махнул рукой и снисходительно посоветовал не покалечиться в процессе, поскольку тогда недоволен будет не только он. А я как раз настолько планировал покалечиться, что даже в голову это не брал, пока меня чуть носом не ткнули в печальную реальность.
Так что от отца я вышел дополнительно дважды разочарованный. Простого пути не было, придется добираться аппарацией, и нужно было заранее позаботься о неприятных последствиях. В результате домашний запас целебных зелий был разграблен с искренней жалостью к нему и себе, и на столе выстроился целый бравый ряд бутылочек, навевавших тоску и сулящих отчаяние. Впрочем, я сам это затеял, так что виноватому очень просто было высказывать все претензии по мере возникновения.
Именно за этим занятием меня застала очередная гениальная мысль. Поскольку внутренний, более взрослый, сдержанный и разумный голос чаще всего говорил с интонациями Рабастана, я вдруг подумал, а что если на полигоне будут другие… практикующиеся?
Рост можно подправить каблуками, лицо – гламуром, но волосы… Родовая гордость и проклятие одновременно, позволяющая опознать Малфоя почти с любого расстояния разве что не в темноте и не слепому, не очень-то хорошо зачаровывалась. Да что там, это полбеды. Если их пытаться перекрашивать чарами, цвет мог получиться весьма экзотическим, и избавиться от него оказывалось еще сложнее. В этом я убедился как-то летом, и очень радовался и тому, что был не в Англии, и что в итоге справился с напастью. Но это совсем другая история.
И мне снова повезло, Рабастан нехотя, но согласился   обсудить мои очередные несчастья. Можно было тешить себя надеждой, что я так старательно не беспокоил его несколько месяцев, что на самом деле он просто соскучился, но не после того, как в самом начале разговора он сообщил, что очень зол на мир, что планирует распространить и на меня, как его часть.
Секрет, который знают четверо, уже, конечно, весьма такой себе. Условный. И, окончательно чувствуя себя дураком, я не пошел на попятный только потому, что уже принудил Рабастана к общению.
— Знаешь, — сказал я ему, — тут ввязался в небольшую авантюру. Чем дольше наблюдаю происходящее, тем больше кажется, что однажды моя неопытность в боевых чарах может обойтись слишком дорого. Так что решил немного попрактиковаться. В меру сил.
— И чем я могу помочь? – сухо поинтересовался Рабастан. И я решил, что это он больше оправдывает декларированную злость на мир, чем любопытствует. Так что ответил честно.
— Не хочу, чтобы кому-то было известно, что такая мысль вообще могла прийти в мою светлую голову. Собственно... Я сначала думал о гламуре, а потом решил, что оборотное было бы эффективнее...?
Удивительно, как кузен всегда умел в минимуме слов передать максимум эмоций.
— Я думаю, что ты преувеличиваешь необходимость конспирации, но хорошо. Помочь тебе сварить зелье?
Вот прямо так. И почти подтвердил, что я дурак, причем криворукий до зелий, и с готовностью вызвался помочь. Злость на мир у Рабастана оказалась и на этот раз весьма специфической, а раз мне повезло, я решил додавить на максимум.
— Да! А если бы ты пожертвовал в него несколько своих волос вообще бы было идеально.
Повисшее молчание  затянулось настолько, что я даже решил пойти на попятный. Может и правда, преувеличиваю. Подумаешь, кто-то увидит меня там, где не ожидает? Можно придумать историю о том…. Потом придумать.
— Хотя это, наверное, глупая затея. И я и правда преувеличиваю.
— Я согласен. – перебил Рабастан. –Но сварю зелье сам. И после, когда вернешься домой, отправишь мне сову, если потребуется лечение. Я не колдомедик, но моих умений должно будет хватить. А если нет, сам отправлю тебя в Мунго.
— Это больше, чем я надеялся, — признался я, понимая, что загнал себя в еще более сложную историю. Оставалось надеяться, что Беллатрикс не решить сразу напасть на другого родственника, явившегося вместо ожидаемого. И что меня дернуло так усложнять?
Но после этого разговора, я с четкостью откровения осознал, что после того, как выпью оборотку, не только другие увидят вместо меня Рабастана, но и я сам тоже. Увижу. В зеркале. Рабастана. И это было почти катастрофически чудовищным открытием. Но, с другой стороны, и проблема с лечением бренного тела без вмешательства посторонних на случай, если зелий не хватит, тоже решилась сама собой. У Рабастана был просто талант поддерживать жизнь во всем, в чем она еще в состоянии теплиться. Правда обычно я наблюдал это на всякой мелкоте вроде растений и зверюшек. Но в этот вечер, мое мнение о себе настолько пострадало, что я вполне был готов причислить себя даже к овощам в теплицах Холла.
И сова прилетела вовремя.
Я был готов и собран. И даже преодолел соблазн начать процесс совсем без одежды. Но благодарность и уважение к трудам – перевесили любопытство.
Оставалось откупорить флакончик и сделать глоток, как и было предписано в коротенькой записке, которую я перечитал дважды. В последний раз просто ради удовольствия. Невыразимо приятно получать маленькие свидетельства, что о тебе заботятся. Даже в форме ворчания.
Вкус ожидаемо был так себе. Ощущения… тоже не восторг. Первыми изменились руки. И это было весьма забавно и познавательно. По этим рукам меня бы раскрыл любой Лестрейндж, просто потому что изменилась форма, но ухоженность моих – осталась при мне. И это было настолько странное зрелище, что я не сразу перевел взгляд на зеркало.
И засмеялся. От чего нелепое для Рабастана выражение лица сменилось вообще непредставимым. Пару минут я пытался заставить мышцы расслабиться и хотя бы приблизиться к его спокойному безразличию, очередной раз ругая свою дурную наследственность. Ну да, лучше всего мне всегда удавалось выражение вселенской усталости от жизни, которое почему-то окружающие принимали за мечтательную созерцательность и прочие глупости.
Потом обнаружилась рыжина  и веснушки. Удивительно, что на Рабастане они смотрелись лучше, чем на мне в виде Рабастана. Веснушки. Да. Я тяжело вздохнул, и Рабастан в зеркале совершенно неподходящим ему жестом повторил за мной, снова меня развеселив.
Выбранный удобный, черный костюм, в котором я обычно уединялся в мастерской, неплохо сидел и на  мне-Рабастане. А заплетенная коса выглядела бы более чем естественно, если бы не лента. Но что-то менять я поленился.
На столе стояла приготовленная ротанговая корзина, размером с большой чемодан, в которую я собрал все, что считал необходимым для такого дня. Оставалось ее уменьшить, убрать в карман мантии и натянуть капюшон.
Путешествие камином до Ричмонда оставило на плече серый след от пепла, но изрядно сократило путь. Еще пара аппараций, и место назначения достигнуто.
Там  – холодно, ветрено и так пустынно, что я почти слышу голос Рабастана, намекающий, что я снова попусту навел суету. И я улыбаюсь. Рабастан снова оказался прав, и все равно помог. Есть в мире нечто, что не должно меняться. Не хотелось бы.
Настроение превосходное.
Торопливо приближаюсь к Белле, прежде чем она решит сразу перейти к главному. Уж стиль движения она узнает без сомнений. Внешность можно украсть, а вот повторить такие въевшиеся в кровь и плоть привычки – куда сложнее. Тут все мое при мне. Вплоть до гротескного, шутливого поклона.
— Немного задержали сборы, прекрасная Леди. Никак не мог найти подходящую корзинку, чтобы обсудить артефакт не посреди чиста поля, — тут я стаскиваю с головы капюшон. — Поначалу собирался явиться старушонкой, но кузен Рабастан от щедрости души одолжил мне немного своей храбрости. Так что давайте для начала займемся артефактом, пока я окончательно ее не растерял. Предпочитаю обсудить подробности и условия нашего небольшого договора заранее, а не постфактум, потому что опасаюсь, что отдельные части моего тела уже не смогут справиться с задачей.
А заодно выждать, пока страсть к бою немного поостынет. В первый раз я действительно не готов испытать на себе таланты Беллатрик во всей ее мощи.
А Белла великолепна, но я, пользуясь моментом замешательства, рассматриваю ее предвзятым взглядом, могу польстить себе, мастера.
Вот дама в боевой стойке. Что бы можно было добавить к ее наряду, чтобы естественным образом дополняло наряд и не мешало движению? Браслет – мелко, на шее и так висит нечто, что должно символизировать украшение, кольца. Нет, не к месту.
Там в корзинке покоится блокнот, в блокноте – простой карандаш, и простым карандашом я уже набросал несколько никуда не годных в данном случае эскизов. Кроме одного. Который нужно будет выверить и дополнить. И Беллатрикс должна принять в этом участие.
Мысль о том, что кроме собственно сражения, нужно будет посмотреть, как она двигается, что будет мешать движению, а что нет, оказывается исключительно успокоительной.
И я улыбаюсь губами Рабастана. Вероятно, то еще зрелище.