прохлада лижет обнаженное тело, когда руки Райана ускользают в пустоту. Ада не открывает глаза, но видит брата - слухом, обонянием. знает, где он и что делает. шорохи, шелест ткани и звук полушагов. лишь когда вспыхивает маленький огонек и чуткого носа касается первый порыв сигаретного дыма, Ада приоткрывает глаза и смотрит из под ресниц на брата. в свете, падающем из окна, силуэт Райана смягчается и немного плывет. тени становятся глубже, острее, но свет весь переливается и горит мягким свечением на взмыленном теле. в этом свете не видно следы на теле брата, но Ада знает - они там. они болят и зудят. они ежесекундно напоминают их обладателю о свей природе. к сожалению, это будет длиться недолго - у волков слишком хорошая регенерация и поэтому Ада всегда бьет до крови. чтобы хотя бы немного растянуть удовольствие от обладания этими метками. для Райана. она знает, что он наслаждается потому, что каждый укус боли высекает искры воспоминаний и Райан неминуемо вспоминает как получал эти метки. к счастью, метки продержатся еще хотя бы ночь, мешая спать. и может даже напомнят о себе утром, когда придется одеваться, а исполосованная кожа вдруг зашипит на прикосновение ткани. но уже к обеду ничего не останется. возможно, это благо. это ведь дает им возможность проводить такие вечера едва ли не каждый день.

Ада смотрит на протянутую пачку и тянет руку, чтобы забрать прикуренную сигарету прямо из губ брата. улыбается спокойно, расслабленно, затягивается и выдыхает клубы дыма вверх, в потолок. иногда ей кажется, что Райан однажды и правда уйдет. иногда она даже хочет этого. просто чтобы это уже, наконец-то, произошло и не надо было ждать, опасаться, оглядываться на свои же поступки. в такие моменты почему-то особенно сильно кажется, что это все неизбежно. что Райану потребуется что-то более простое, более понятное. хорошая девчонка, которая будет обнимать вечерами перед телеком и приносить холодную банку пива. Ада ведь совсем не про это. она революционер, лидер, садист. кто-угодно, но только не хорошая девчонка. возможно, однажды... вернется ли он тогда? ну попробуй для начала сказать, что любишь его. за почти сотню лет жизни ни разу этого не произнести - вот это, блядь, выдержка. чего ради только? чтобы не зазнавался? или потому, что считаешь, что это слабость? а слабой быть нельзя, да, Ада? слабые умирают. слабые проигрывают. она затягивается еще раз и, повернув голову на бок, смотрит на брата. думает, что если он захочет вернуться, она оторвет ему голову. потому, что не потерпит такого. если у тебя возникает вопрос выбора - выбирай второе и никогда больше не оборачивайся. было бы нужно первое, второе бы и вовсе не появилось. но он найдет когда-нибудь эту девчонку. и Ада приложит много усилий, чтобы не убить ее. она ведь искренне желает брату счастья, даже если сама больше не сможет принимать в этом участия. но ты можешь быть с ним просто мягче, честнее. он ведь нужен тебе даже больше, чем ты ему. почему ты такая упрямая?
- ты воняешь, как псина. - вдруг рассмеявшись совершенно искренне и по-доброму, Ада упирается лбом в плечо брата и ее смех слышится теперь приглушенно, будто из под одеяла. несостоявшаяся честность рассыпается мелким стеклянным крошевом. это все равно неизбежно.

утро застает их в постели и Ада недовольно морщит нос от ярких лучей, бьющих прямо в глаза. еще даже не проморгавшись и не проснувшись окончательно, она рычит в пустоту,
- шторы. мне необходимы нормальные шторы. -  и чуть тише, утыкаясь лицом в подушку, - ебаный сиэтл.
с началом нового дня не начинается новая жизнь. все тот же ворох задач и проблем, которые надо решить. уборка, ремонт, работа, продукты. от всего этого неминуемо начинает болеть голова, заставляя все таки вынырнуть из подушки и одеяла, сесть на кровати, спиной к окну, и хмуро потирать глаза. хотелось бы еще примерно целую вечность валяться в кровати и сонно ворчать на местное беспардонное солнце, но так не получится. тем более, учитывая все планы Адалинды, стратегию, стаю... придется потрудиться, чтобы все было, как надо. но пока она оборачивается и заваливается на брата. прямо на исполосованную спину. мурчит в ухо,
- знаю, что больно. - и в голосе слышно, как она улыбается. кончиком языка касается мочки уха, выдыхает на кожу и носом трется о висок. в теплой неге раннего утра приятно веет откровенностью. телом к телу без лишних прикрас. прижимаясь к спине брата, Ада цепляется пальцами за крепкие плечи, сжимает коленями бедра и вдруг ловит себя на давно забытом желании. даже замедляется, прислушиваясь к себе, но тело не обманешь. как и волчье чутье.
- Райан... - она соскальзывает на кровать и тянет брата к себе. раздвигает ноги, обнимает за бедра, смотрит в глаза, - помнишь наш первый раз? - будто в истоме прикрываются волчьи глаза, губы касаются щеки брата, шепчут на кожу, - ты был такой серьезный... и такой удивленный... - одна рука скользит по плечам, обнимая за шею, вороша пальцами волосы на загривке. вторая рука скользит по обнаженной мужской груди, пальцами упирается в пах и с мягкостью шелка выводит узоры на возбужденной плоти,
- и такой прекрасный... - приоткрыв глаза, она подается чуть вперед, сжимает пальцами за бедро и целует в губы. на скомканных простынях в утреннем солнечном свете так хочется растаять воском в его руках. именно в его.
и податься чуть вперед, бессловесно говоря - возьми меня.